Мария (имя изменено) оказалась в психиатрической больнице, рассчитывая на помощь. Но быстро осознала, что система не лечит – она подчиняет. Девушка рассказала CityDog.io, как она перестала быть собой – и стала лишь фамилией на обходе.
– Система психиатрической помощи – важная часть здравоохранения, о которой мы знаем удивительно мало. Я оказалась в психиатрической больнице не по принуждению, а по собственному желанию. Но получила совсем не то, чего ожидала.
Этот рассказ – моя попытка проговорить опыт, о котором обычно молчат. Что чувствует человек внутри системы, которая настроена не помогать, а контролировать?
«Я, пьяная, в слезах и соплях, с разбитым лицом, поехала к психотерапевту и попросила положить меня в больницу»
– Я выросла в маленьком городе. После школы переехала в областной центр учиться в университете, но через два года перевелась на заочное – платить за обучение было нечем. Чтобы заработать денег и продолжать учебу, я переехала в Россию и устроилась администраторкой в отеле.
Работа была однообразной и выматывающей. Я теряла интерес к жизни, плохо спала, раздражалась из-за мелочей – долго так продолжаться не могло.
Спустя полгода уволилась и вернулась домой – как раз в тот момент, когда началась пандемия. Дома все стало еще хуже: работы – ноль, перспектив – тоже. Я просто сидела в квартире и не понимала, что делать дальше.
Сначала казалось, что я просто устала. Но моя подруга настояла: «Иди к врачу, не тяни». Я пошла в госбольницу – во многом потому, что это бесплатно. И вот чудо! Мне попался хороший психотерапевт, который реально хотел помочь. Мне поставили диагноз ОКР (обсессивно-компульсивное расстройство), назначили антидепрессанты. А потом, когда начались сильные перепады настроения, врач заподозрил БАР (биполярное аффективное расстройство). Добавили стабилизаторы настроения. И, честно говоря, они реально помогали – до тех пор, пока я не начала мешать их с алкоголем.
Знала ли я, что так нельзя? Ну конечно, знала. Дура? Дура. Занять себя чем-то полезным не додумалась, вот и начала гулять. Вариантов досуга в маленьких городах, знаете ли, немного, поэтому все бухают, а потом дерутся. Мы даже шутим, что если никто не подрался, то, считай, вечер не удался.
Окончательно меня добила смерть моей кошки. Ей было 12 лет, мы полжизни вместе прожили. Она долго болела, лечение не помогало. Чтобы она больше не страдала, пришлось ее усыпить. Я держала ее в этот момент и чувствовала, как она в последний раз сделала вдох. Это было невыносимо, у меня буквально разбилось сердце. Я не плакала так сильно, даже когда умерла моя бабушка.
После этого я ушла в запой. На одной из вечеринок напилась так сильно, что упала и разбила лицо – но все равно продолжила пить. К утру у меня началась истерика, и я, пьяная, в слезах и соплях, с разбитым лицом, поехала к своему психотерапевту и попросила положить меня в больницу.
«Два дня я просто лежала на кровати – только плакала и спала. Никто не обращал на меня внимания»
– За мной приехала «скорая», всю дорогу до больницы я плакала. Медбрат оказался чутким, пытался меня успокоить и сказал: «Зря ты туда собралась. Там не помогают. Лучше бы дома отлежалась». Его слова меня напугали, но пути назад уже не было.
В приемном отделении все происходило быстро и безэмоционально. Врач и медсестра задали несколько формальных вопросов, велели раздеться до нижнего белья, описали татуировки и шрамы. Выдали старый халат и тапки не по размеру. Забрали все личные вещи, проводили в закрытое отделение, выдали постельное белье и закрыли дверь.
Два дня я просто лежала на кровати – только плакала и спала. Из-за пандемии коронавируса всех новоприбывших держали в изоляции: еду приносили прямо в палату, в душ не пускали, даже в туалет сопровождали. Казалось, никого не волновало, что я два дня не ем и практически не встаю с кровати. Никто не обращал на меня внимания – даже не предложили обработать раны на лице, с которыми я приехала.
«Мерзко, брезгливо, и хочется сквозь землю провалиться»
– Каждый день как день сурка. Подъем, завтрак, прием таблеток под надзором. Никто не говорит, что за лекарства тебе дают, зато заставляют открыть рот, чтобы удостовериться, что ты все проглотила, и не пускают в туалет, чтобы ты не вызвала рвоту. Потом обед, тихий час, ужин, еще таблетки, отбой. Еда пресная, как и в обычных государственных больницах, без особого вкуса. Свет ночью не выключают, из-за чего тяжело спать.
При моем пребывании в закрытом отделении прогулки были запрещены, как и посещения. Возможно, из-за пандемии. Разрешено было лишь «гулять» по коридору: пациенты ходят по кругу, как зомби. Поначалу это пугает, но потом привыкаешь и сама начинаешь «гулять».
Увидеться с близкими можно только через окно с решеткой. Передачки принимают лишь по списку. Из запрещенного – всё, чем можно уколоться и порезаться, даже тетради со скобками. Позвонить можно с разрешения врача и только под присмотром, чтобы ты не сказала ничего лишнего. Номер нужно помнить наизусть. Здесь ты полностью отрезана от внешнего мира, фактически являешься заложницей системы.
Душ – раз в неделю, и это если повезет: все отделение выстраивается в очередь, раздеваться начинают заранее – иначе можно просто не успеть, а еще и вещи нужно успеть постирать. Я жутко стеснялась – ни шторок, ни перегородок, вокруг только голые женщины. И это вам не OnlyFans, а эстетический кошмар вперемешку с запахами. Мерзко, брезгливо, и хочется сквозь землю провалиться.
Курить официально запрещено, но пару раз в день «по расписанию» персонал разрешает покурить в туалете. Очередь выстраивается длинная. Некоторые выкуривают по две-три подряд – потом сидят зеленые, но довольные. Курение – одна из немногих вещей, которая там помогает чувствовать себя живым.
Сигареты в психиатрической больнице, как и в тюрьме, валюта. За сигарету можно получить чай, кофе, гигиенические принадлежности, книги, одежду.
В больнице процветает воровство: пока ты спишь, другие пациентки могут порыться в твоей тумбочке и присвоить что-то себе. Персонал об этом знает и закрывает на это глаза. Наиболее ценные вещи, в том числе сигареты, я прятала под матрас прямо под головой, чтобы не могли залезть, не разбудив меня. Жутко засыпать, зная, что кто-то может прийти к тебе, пока ты спишь.
За плохое поведение могут лишить всего: передач, звонков, возможности покурить и даже душа. А плохим поведением считается любое непослушание, даже элементарное возражение.
Моей отдушиной стали книги. Когда сидишь взаперти, без телефона, интернета и развлечений, книги становятся возможностью сбежать в другую реальность. Это как глоток воздуха: пока я читала, ничего вокруг не существовало. Я просто проглатывала по книге-две в день. Ходила по палатам и просила любые книги, какие есть. Однажды кто-то дал мне «Убийство Роджера Экройда» Агаты Кристи. Тогда-то и началась моя любовь к Агате Кристи.
«Если хочешь отсюда выйти, перестань плакать»
– Самое сильное впечатление в больнице производят пациенты. Сначала страшно: кто все эти люди? какие у них диагнозы? Однако агрессивные сумасшедшие, бегающие по коридорам, – это миф. Тех, кто может навредить себе или другим, изолируют. В общих отделениях в основном тихие и уставшие женщины, которые чаще всего спят.
Возрастного разделения нет: здесь и девочки-подростки, сбежавшие из детдома, и бабушки, за которыми не хотят присматривать родственники.
Первой моей соседкой по палате была Ира, девушка 19 лет. Она выпрыгнула с девятого этажа из-за несчастной любви. Чудом выжила, но повредила позвоночник. Ходить могла с трудом, говорить ей тоже было тяжело. По ночам Ира громко кричала, когда ей нужно было в туалет. Ей ставили ведро у кровати, но, чтобы воспользоваться им, ей нужна была помощь. Санитарки на дежурстве обычно спали, так что помогать приходилось мне.
Потом к нам подселили Алену, девушку 25 лет. Она порезала вены кухонным ножом после ссоры с мужем. Забрали принудительно. Дома осталась маленькая дочка. Через пару дней Алена мне призналась, что у нее задержка и она переживает, что таблетки, которые ей дают, могут навредить беременности. Попросила врача выдать тест или сдать анализы – ей отказали. Пришлось уговорить санитарку позвонить с ее личного телефона моей маме и попросить привезти тест. Он оказался отрицательным. Мы обе плакали от счастья.
Больше всех меня тронула Лера. 16 лет – а столько всего пережила. Она приехала в больницу прямо из спецшколы – наказали за конфликт, отправив в «психушку». Но сама Лера говорила, что здесь лучше – никто не бьет. Она из многодетной семьи, родителей лишили прав, а детей распихали по детдомам. Она помогала санитаркам убираться, а они давали ей позвонить маме – она любила ее, несмотря ни на что. Многие считали, что Лера – «шестерка», потому что помогала персоналу. А на самом деле – просто ребенок, который хотел быть кому-то нужным. Что угодно, только дайте позвонить маме.
Я, когда выписалась, не смогла ее забыть. Несколько раз приезжала к ней. Одежду, книжки, еду привозила. Жалею, что потеряла с ней связь. Пыталась найти ее в соцсетях, но безуспешно.
Именно Лера сказала мне: «Если хочешь когда-нибудь отсюда выйти, перестань плакать. Начни есть и веди себя нормально. Это только кажется, что никто не смотрит, они всё видят».
«Отстаивать себя – опасно, доказывать свою нормальность – глупо»
– На третий день мне окончательно стало понятно, что помощи я здесь не получу. Во время разговора с главврачом я настаивала: «Раз я пришла добровольно, значит, могу и уйти добровольно». Она только усмехнулась и покачала головой: «Так это не работает».
Другие пациентки позже мне рассказали, что такие разговоры – плохая затея. За любые возражения и жалобы тебе лишь продляют пребывание. Отстаивать себя – опасно, доказывать свою нормальность – глупо. По моим наблюдениям, единственная цель системы – сломать и полностью подчинить тебя. И у них это легко получается, учитывая, что тебя изолируют от внешнего мира. Даже абсолютно здоровый человек в таких условиях начнет сомневаться в своей адекватности.
Встреча с психологом была всего лишь раз. Ни о каком анализе эмоционального состояния не шло и речи. Просто сухой опрос: личные данные, жалобы, есть ли зависимости, что вы видите на картинках. Всё.
Лечение – только медикаментозное. Прием таблеток – строго по часам, без объяснений. Ты даже не знаешь, что принимаешь. Врачебный обход – максимум два раза в неделю. Заходят, шепчутся между собой, спрашивают: «Как себя чувствуете? Как спите?» – и уже через минуту исчезают.
При этом всем самое страшное здесь – не таблетки и не удручающая обстановка, а неизвестность. Даже люди в тюрьме знают, когда выйдут. Здесь – нет. Да и срок пребывания зависит не от твоего состояния, а от того, сколько врач сочтет нужным.
«В следующий раз так быстро отсюда не выйдешь»
– Я провела в больнице всего неделю, хотя по ощущениям – вечность. Мне повезло: редко кого отпускают так быстро.
К концу недели меня допустили до врачебной комиссии, которая решает, что дальше с тобой делать. Один из врачей, кажется нарколог, бегло пролистал мою карту и, заметив, что при поступлении я была в нетрезвом виде, пошутил: «А ты у нас спортсменка, оказывается, литрболом увлекаешься».
Я не стала спорить – к тому моменту уже была даже за звание законченной алкоголички. Я кивала, улыбалась и обещала, что такое больше не повторится.
Я все еще думаю, что мне дали, так сказать, скидку. Мол, молодая и глупая, выпила и переборщила – бывает. Но заведующая грозно предупредила: «В следующий раз так быстро отсюда не выйдешь».
Меня попросили подписать бумаги, выдали личные вещи – и отпустили. Выйдя из больницы, я испытала чувство эйфории. Был прекрасный солнечный июньский день, всё казалось нереальным. Я очень боялась, что врачи передумают, и чуть ли не бежала с территории больницы. Когда наконец добралась до дома, первым делом смыла с себя запах больницы, а потом объелась мамиными котлетами. Только тогда поняла, что зря не ценила эти простые вещи раньше.
Я не стала ни перед кем скрывать, где была. Родные боялись, что меня будут считать «ненормальной», но мне было плевать. Да, это был ужасный опыт, но все же опыт. Он многому меня научил. Туда я точно не хочу возвращаться, но жалею ли я? Ни капли. Так я стала сильнее.
Перепечатка материалов CityDog.io возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Unsplash.com.