Учительница труда, которая никогда не мечтала о преподавании, рассказывает, как оказалась в школе и почему каждый день там напоминал наказание. Дана Скоўбель для CityDog.io поговорила с ней о зарплате, эмоциональном истощении и ловушке распределения, в которую попадают выпускники педвузов.
Анна – выпускница педуниверситета, ей 24 года (имя и личные данные изменены). После окончания вуза она прошла обязательную двухлетнюю практику. Но с самого начала была уверена: в школе она не останется.
Учиться в педе Анна не планировала: «Просто мама с бабушкой сказали, что нужно высшее образование». Сначала девушка рассматривала дошкольное направление, но быстро поняла: «нянчиться с малышами» – это точно не про нее. Зато с детства Анна увлекалась рисованием, поэтому специальность учительницы труда казалась подходящей.
При поступлении Анна переживала: а вдруг не хватит баллов и она не сможет поступить? Но в итоге взяли всех – и участниц олимпиад, которые по знаниям не уступали преподавателям, и тех, у кого не было особых талантов.
По словам Анны, учеба отнимала много времени и денег: материалы приходилось покупать самой, а стипендии едва хватало. В учебной программе было много интересного (творческие предметы, психология), но были и разочарования: то, чему учат в университете, на практике не всегда работает. А понимаешь это сразу после того, как начинаешь работать с детьми.
Фото: Unsplash.com.
Зарплата учителей зависит от количества часов. У Анны в среднем выходило около 400–500 рублей. Но это был ее выбор – не брать полную ставку, чтобы иметь возможность подрабатывать где-то еще. Так она устроилась продавщицей в магазин. Однако девушка подчеркивает, что найти подработку непросто, когда основная работа – школа, где и лежит трудовая книжка.
В неделю у Анны была пара рабочих дней: вела обычные занятия и факультативные кружки. На подготовку к урокам, по ее признанию, много времени не тратила. И дело не в лени – работать по программе было невозможно из-за нехватки материалов: «У меня был пустой кабинет, всего одна розетка. Даже ножниц для детей не было, пришлось покупать самой. Руководство сказало что-нибудь придумать». И Анна придумывала: приносила нитки, ткани для вышивки, свой ноутбук.
На уроках кулинарии, где должна быть практика, включала видео готовки вместо реального приготовления. Ученицы очень расстраивались, что не могут готовить сами. Многие, вздыхая, говорили: «Я бы вам такое тут приготовила!» Им хотелось почувствовать себя настоящими поварами, но такой возможности не было.
Анна вспоминает, что некоторые ученицы, особенно старшеклассницы, прекрасно понимали – раз нет оборудования, можно особо не напрягаться: «Как бы я ни пыталась их заставить, замотивировать, всё было бесполезно. Когда просила их начать делать задание, они спокойно могли ответить “не хочу”. Даже двойки их не пугали, говорят “ставьте” – и всё». Походы к директору тоже не помогали: «А вы что, сами справиться не можете?» – удивлялся он.
Один из моментов, который врезался в память Анны, случился в самом начале ее практики. Она ехала после школы домой и была настолько уставшей, что не понимала, как выдержать еще два года. Она смотрела на свое отражение в окне и будто видела перед собой не двадцатидвухлетнюю девушку, а пожилую женщину: «Эмоционально все соки выпивает. И начинаешь думать: если им это не нужно, то мне зачем?»
Однако среди равнодушных были и те, кто действительно любил уроки труда: ученицы приносили свои вышивки, вязание, просили совета. Анна давала им свободу заниматься любимым делом, подсказывала, как сделать лучше.
За время работы Анну особенно поразило, как сильно некоторые дети любят обниматься, – так они здороваются и прощаются с учителями. Анна с грустью замечает, что, скорее всего, таким детям не хватает тепла и заботы дома. После двух недель больничного, вернувшись в школу, Анна шла по коридору – ученицы увидели ее и бросились обниматься. А в другой день, когда все уехали на экскурсию, одна девочка осталась – автобус уехал без нее. Увидев Анну, она расплакалась, и весь урок учительница провела с ней, успокаивая ее.
Об отношениях с коллегами и руководством Анна говорит немного. Общения почти не было: «Хочешь не хочешь, даже и времени на это нет», – объясняет наша героиня. Однако дети очень любят приписывать дружбу учителям. Ученицы Анны, например, были уверены, что они лучшие подруги с педагогом-организатором, хотя на самом деле, по словам Анны, они от силы поговорили пару раз за все время.
Фото: Unsplash.com.
«Тяжело, когда есть нелюбимая работа, с которой ты не можешь уволиться. У меня было ощущение, будто я совершила какое-то преступление и теперь мне приходится отбывать наказание», – признается Анна.
Среди главных причин ухода из школы девушка называет отсутствие интереса со стороны детей к предмету и полное чувство незащищенности. Хотя таких ситуаций не было, Анна постоянно волновалась, что, если будут проблемы с детьми, родителями, администрацией, виновата будет только она: «Не было ощущения, что кто-то станет на мою сторону».
Низкая зарплата – лишь часть проблемы. Главное – тяжелое эмоциональное состояние и отсутствие перспектив. Тем не менее она не считает, что годы потрачены впустую. Университет дал ей друзей и многому научил: «Люди сейчас платят за мастер-классы, а я прошла всё это во время обучения».
Пока Анна не знает, чем будет заниматься после увольнения, но уверена: это будет что-то творческое, без жестких рамок и «обязаловки», от которой она так устала.
Возвращаться в школу категорически не планирует: «Даже на пенсии не захочу вернуться». Анна просто радуется, что этот этап завершен.
Девушка не берется говорить за всех, но сама считает, что работа в школе в первую очередь сложна эмоционально. Это не только уроки, но и постоянное напряжение, общение с детьми, требования администрации, а иногда и ощущение одиночества в сложных ситуациях. Особенно трудно, когда твой предмет считают «необязательным», – это убивает мотивацию и подрывает уважение.
Перепечатка материалов CityDog.io возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Unsplash.com.
